Теоретические аспекты изучения информативно-регуляторских текстов

16 февраля 2021

1.1 Понятие и признаки текста

Как уже неоднократно отмечалось многими лингвистами, на данный момент еще окончательно не сформировалось определение понятия «текст» в лингвистике. Да и сама лингвистика текста, по справедливому замечанию И.Р. Гальперина, «находится лишь на пути признания ее в качестве раздела общего языкознания» [Гальперин, 1981, 8].

Любое исследование текстов характеризуется многоаспектностью и комплексностью «…текст трудно уложить в привычные линейные рамки той лингвистической науки, которая сформировалась на выявлении некоторого корпуса единиц и дальнейшей их классификации» [Бурвикова, 1991, 12]. По мнению Е.С. Кубряковой, сложность описания такой категории, как текст, состоит в невозможности определить границы текста. И если нижнюю границу текста определить можно (это понимание текста как информационно самодостаточного речевого сообщения с ясно оформленным целеполаганием и ориентированного по своему замыслу на своего адресата), то определить верхнюю границу текста (т.е. его размер, или объем) достаточно сложно. Наличие такой нижней границы позволяет автору считать некоторые «запретительные» надписи (типа «Руками не трогать») текстами малого объема, т.к. они несут определенную информацию, самодостаточны для интерпретации, имеют своего адресата и преследуют вполне ясные цели [Кубрякова, 2001]. Некоторые авторы, например, Р. Барт, склонны полагать, что текст нельзя понимать как нечто исчислимое. По его мнению, «произведение может поместиться в руке, текст размещается в языке, существует только в дискурсе» [Р. Барт, 1989, 415].

Разные авторы в основу определения текста кладут разные признаки, которые, по их мнению, являются для текста ведущими, основными.

Так, Е.С. Кубрякова выделяет следующие основные признаки текста: информационная самодостаточность, адресатность, интенциональность, протяженность. По ее мнению, в тексте главное – его содержание, информация, структура опыта и знаний и т.п., т.е. текст – это то, из чего люди, обладающие некими усредненными сведениями о языке и мире, делают достаточно разумные умозаключения [Кубрякова, 2001].

Заметим, что автор, говоря о тексте, имеет ввиду и письменную, и устную его формы, основываясь на том, что про устные выступления часто говорят «текст доклада/сообщения/речи и т.п. так и не был опубликован». Однако многие лингвисты, исследуя лингвистику текста, все же говорят только о письменных текстах. И.Р. Гальперин объясняет это так: «…под текстом следует понимать не фиксированную на бумаге устную речь, всегда спонтанную, неорганизованную, непоследовательную, а особую разновидность речетворчества, имеющую свои параметры, отличные от параметров устной речи. Устная речь имеет лишь звуковое воплощение, рассчитанное на слуховое восприятие. Она только линейна. Устная речь – это движение, процесс. Поступательное движение устной речи придает ей признак нестабильности» [Гальперин, 1981, 18-19]. Ср. также: «…текст представляет собой некое образование, возникшее, существующее и развивающееся в письменном варианте литературного языка. Только в этом варианте расчлененность текста, эксплицитно выраженная графически, выявляется графически, выявляется как результат сознательной обработки языкового выражения» [Там же, 15].

В определении текста у Л.М. Лосевой также упоминается только письменная форма текста: «Текст – это сообщение (то, что сообщается) в письменной форме» [Лосева, 1980, 4]. Тураева З.Я. также ограничивает текст только письменной формой. Бахтин М.М. под текстом понимает и живую речь человека, и речь, запечатлен­ную на бумаге или любом другом носителе (плоскости), и любую знаковую систему (ико­нографическую, вещную, деятельностную и т.д.).

Как речетворческое произведение текст определяет и О.И. Москальская, причем в ее понимании текстом является и целое речевое произведение или макротекст как социально-речевая единица, и сверхфразовое единство (сложное синтаксическое целое) или микротекст как единица синтаксиса, образующая особый уровень по отношению к предложению [Москальская, 13]. Заметим, что И.Р. Гальперин сверхфразовые единства определяет лишь как части текста, объединенные разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи [Гальперин, 1981, 18].

Как правило, все лингвисты в качестве основного признака текста выделяют его коммуникативность и информативность: «Текст представляет собой основную единицу коммуникации, способ хранения и передачи информации, форму существования культуры…» [Белянин, 1988, 6]; «Художественный текст можно определить как коммуникативно направленное вербальное произведение, обладающее эстетической ценностью, выявленной в процессе его восприятия» [Пищальникова, 1984, 3]. К. Кожевникова называет текст «идеальной высшей коммуникативной единицей» [Кожевникова, 1979, 66]. Как коммуникативное понятие определяет текст и Ю.А. Сорокин [Сорокин, 1982, 66]. Все вышеупомянутые авторы сходятся во мнении, что текст является формой организации коммуникации людей и может быть наиболее полно описан и проанализирован лишь в процессе коммуникации.

По мнению Е.С. Кубряковой, даже тексты малого объема («запретительные» надписи), и те обладают информационной самодостаточностью (т.е. порождают впечатление его содержательности, смысловой завершенности и прагматической целостности) [Кубрякова, 2001]. И.Р. Гальперин полагает, что «текст необходимо рассматривать как упорядоченную форму коммуникации, лишенную спонтанности» [Гальперин, 1981, 11].

Одним из важнейших свойств текста является его прагматическая ориентация. С этим согласна Е.С. Кубрякова, которая признает, что «текст всегда должен рассматриваться как итог речемыслительной деятельности его создателя, воплощающего особый замысел в его направленности на определенного слушателя/читателя» [Кубрякова, 2001]. По мнению И.Р. Гальперина, и письменный текст, и всякая речь прагматичны, но письменный текст все же в меньшей мере, т.к. намерение автора в некоторых типах письменной речи трудно распознать в зависимости от наличия/отсутствия накопленного опыта анализа разных типов текста у читателя, в то время как в устной речи пониманию и распознаванию намерения автора способствуют мимика, жесты, интонация и т.д.

Выделение связности как одного из главных признаков текста ставит под сомнение выделение некоторых «запретительных» надписей и надписей типа «Вход», «Гастроном» как текстов, что делает Е.С. Кубрякова [Кубрякова, 2001]. И действительно, многие лингвисты, давая определение текста, говорят в первую очередь о таком его свойстве, как связность. К. Кожевникова так определяет текст: «Текст – идеальная высшая коммуникативная единица, тяготеющая к смысловой замкнутости и законченности, конституирующим признаком которой… является связность, проявляющаяся каждый раз в других параметрах, на разных уровнях текста и в разной совокупности чистых связей» [Кожевникова, 1979, 66]. Ср. также: «Связность в противовес цельности в большей степени лингвистична, она обусловлена линейностью компонентов текста, т.е. синтагматична. Эта категория внешне выражается в тексте на уровне синтагматики слов, предложений, текстовых фрагментов. Автор текста в процессе его порождения стремится расчленить континуальный смысл на компоненты, в связи с чем можно говорить и об интенциональности связности: она обусловлена замыслом автора» [Бабенко, 2000, 41]; «Текст представляет собой почти жестко фиксированную, передающую определенный связный смысл последовательность предложений, связанных друг с другом семантически, что выражено различными языковыми способами» [Откупщикова, 1982, 28].

Среди других основных признаков текста выделяются следующие: антропоцентричность [Гончарова, 1983, 3]; диалогичность [Бахтин]; развернутость и последовательность [Новиков, 1983, 24]; напряженность [Адмони, 1994, 130]; системность: «…текст как факт речевого акта системен. Текст представляет собой некое завершенное сообщение, обладающее своим содержанием, организованное по абстрактной модели одной из существующих в литературном языке форм сообщений (функционального стиля, его разновидностей и жанров) и характеризуемое своими дистинктивными признаками» [Гальперин, 1981, 20]. Иной подход к тексту у постструктуралистов: в первую очередь они рассматривают контекст и все, что осталось за пределами структурного осмысления.

Лотман Ю.М. говорит о разном отношении к тексту автора и читателя: для автора текст всегда кажется недоработанным, черновиком, для читателя же все кажется нужным и находящимся на своих местах: «…читатель вносит в текст свою личность, свою культурную память, коды и ассоциации. А они никогда не идентичны авторским» [Лотман, 1999, 112].

И.Р. Гальперин дает определение некоего «идеального» (по его определению, «правильного») текста: «Текст – это произведение речетворческого процесса, обладающее завершенностью, объективированное в виде письменного документа, литературно обработанное в соответствии с типом этого документа, произведение, состоящее из названия (заголовка) и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединенных разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющее определенную целенаправленность и прагматическую установку» [Гальперин, 1981, 18]. Мы видим, что, как и многие лингвисты, автор выделяет такие важные свойства текста, как завершенность, целенаправленность и прагматическую установку. Однако остальные признаки текста, выделяемые им, справедливо вызывают несогласие других специалистов по этому вопросу. И хотя автор отдает себе отчет в различиях между художественными и нехудожественными текстами, создается ощущение, что тем не менее он дает определение именно художественному тексту, т.к. не все тексты имеют заголовки; не все полагают, что текстом может считаться только то, что письменно закреплено; к тому же некоторые лингвисты и отдельные предложения считают текстами и т.д. По мнению автора, определение такого «правильного» текста важно для того, чтобы установить инвариантность и вариантность разных типов текста. Хотя некоторые ученые, например, Е.С. Кубрякова, предлагают отталкиваться от текстов малого объема и считать их прототипом, или «лучшим образцом класса» [Кубрякова, 2001].

Некоторые лингвисты указывают на такие, казалось бы, противоречащие друг другу свойства текста, как статичность/динамичность: «Статическое состояние соответствует тексту, рассматриваемому как некоторый результат, продукт речемыслительной деятельности. Динамическое состояние – это текст в процессе его порождения, восприятия и понимания» [Новиков, 1983, 30]; «Текст обладает двойственной природой – состоянием покоя и движения. Представленный в последовательности дискретных единиц, текст находится в состоянии покоя, и признаки движения выступают в нем имплицитно. Но когда текст воспроизводится (читается), он находится в состоянии движения, и тогда признаки покоя проявляются в нем имплицитно. При чтении текста происходит перекодирование сообщения. Сигналы кода, рассчитанные на зрительное восприятие, трансформируются в слуховые сигналы, не полностью утрачивая характеристики первого кода» [Гальперин, 1981, 19].

То, что И.Р. Гальперин определяет как текст, Р. Барт называет произведением. По его мнению, «текст не ограничивается и рамками добропорядочной литературы, не поддается включению в жанровую иерархию, даже в обычную классификацию» [Р. Барт, 1989, 415]. В своей работе он рассматривает различия между текстом и произведением. Основные из них – это: произведение исчислимо, текст – нет; произведение замкнуто, сводится к определенному означаемому, в тексте же означаемое бесконечно откладывается на будущее; произведение малосимволично, текст всецело символичен; текст противостоит произведению своей множественной текстурой; у произведения обязательно должен быть автор, в тексте же автор может явиться только на правах гостя; произведение обычно является предметом потребления, текст очищает произведение от потребительства и отцеживает из него игру, работу, производство, практическую деятельность. Как мы видим, Барт приписывает произведению те же свойства и признаки, на которые указывают вышеупомянутые авторы при определении текста.

Мы согласны с В.Б. Касевичем, который дает определение текста в широком и узком понимании: «Текст в широком смысле – это то же самое, что речь, продукт производства, говорения (для звукового языка). Текст в узком смысле – это единица речи, которая характеризуется цельностью и внутренней связностью и как таковая может быть вычленена, отграничена от предыдущего и последующего текстов» [Касевич, 50-51].

Под данное определение подпадают, таким образом, и те определения, в которых под текстом понимается «всякая записанная речь» [Кубрякова, 2001], и те, в которых текст не ограничивается только письменной формой, и те, в которых текст требует в своем составе более сложные образования, нежели предложение, например, сверхфразовые единства [Гальперин, 1981, 8].

Мы видим, что все лингвисты ограничивают природу текста только вербальными средствами. Текст, о котором они говорят, имеет линейный характер, замкнут, обладает законченностью и связностью. Однако в ХХ веке в связи с активным внедрением новых средств коммуникации и изменением реальности вокруг нас текст начинает рассматриваться как открытая система, вступающая в диалог с другими системами – языковыми, визуальными и другими. Под влиянием устного текста письменный становится «единицей нелинейного восприятия и понимания информации» [Шубина, 1999, 34].

1.2 Понятие культуры перекрестков

Как уже отмечалось выше, понятие «культура перекрестков» было введено С.Г. Тер-Минасовой для обозначения информативно-регуляторских текстов, формирующих личность человека (Тер-Минасова, 2000). Такие тексты представляют собой разные вербальные указания, окружающие человека в цивилизованном обществе в абсолютной прогрессии: чем выше «цивилизованность», тем больше слов. Человека всегда окружают слова, и чем больше слов, тем меньше свободы, но больше культуры. Нас окружают многочисленные инструкции, указатели, плакаты, постеры, призывы, не только регулирующие наше поведение, но и определяющие образ жизни, менталитет, культуру, национальный характер. Другими словами, они формируют как определенный социальный мир, так и нас как личность, представляющую этот мир (Тер-Минасова, 2000).

На формирование социального мира влияют, в частности, топонимы. В новой научной парадигме кардинально поменялось отношение к основной единице топонимике – топониму, трактуемому не только как единица языка (лингвистический знак), но и как лингвокультурологический знак, как этнокультурное явление (этнокультурный текст), как структура знания [Корнева 2016: 150].

Изучение топонимов в русле когнитивного подхода (как части языковой картины мира) и выявление когнитивных механизмов их создания позволяет выявить и описать ментальные представления о пространстве в целом, об отдельных географических объектах и особенностях их восприятия тем или иным этносом, а также воссоздать ментальный образ самого человека, проживающего на определенной территории [Корнева 2016: 150-151].

Топонимическая система любого языка включает в себя топонимы определенной структуры. Но эта структура строго не закреплена за какой-либо конкретной территорией. Топонимические системы разных регионов отличаются друг от друга, в первую очередь, соотношением компонентов, которое обусловлено историческими закономерностями. А.В. Суперанская отмечает, что образование топонимов зависит от языка, которому они принадлежат, поэтому «изучение топонимических структурных типов представляет интерес не только для топонимики, но и для лингвистики в целом. Изучение топонимических структур должно исходить из языкового принципа» [Суперанская 1964: 61].

Образование топонимических единиц происходит посредством вторичной языковой номинации и категоризации. Имя собственное выполняет две номинативные функции: прямую (первичную) и переносную. Прямая функция характеризуется указанием на тот предмет, которому оно присвоено в индивидуальном порядке. Под переносной функцией имени собственного подразумевается перенос наименования на другой предмет, связанный с приписыванием каких-то свойств ряду объектов. Через номинативный перенос происходит переход имен собственных (онимов) в нарицательные слова (аппелятивы) [Ермолович 2001: 9]. Обратный процесс переноса значения с имени нарицательного на имя собственное называется онимизацией. Необходимо отметить, что имена собственные переходят в нарицательные только при надобности, в то время как переход нарицательных в собственные происходит регулярно. Практически все имена собственные (исключение составляют придуманные клички) в прошлом были именами нарицательными. Это по-разному представлено в топонимике и ономастике.

Переименование улиц в России, как пишет С.Г. Тер-Минасова, было связано с появлением событий и явлений новой жизни, необходимостью увековечивания деятелей и героев революции. В результате сложился своеобразный «обязательный набор» для советских населенных пунктов. Так, в большинстве населенных пунктов главная улица носит имя В.И. Ленина (Тер-Минасова, 2000).

Указатели и объявления несут в себе информацию следующего рода:

  • Собственно информация (Вход, Выход, Сделано в России)
  • Инструкция – информация, говорящая, что делать, и призывающая к определенному действию (Соблюдайте тишину).
  • Запрет – информация, сообщающая, что категорически нельзя делать (Не курить, Не входить).
  • Предупреждение – информация, имеющая оттенок угрозы, но мягче, чем запрет (Осторожно – злая собака).

Таким образом, культура перекрестков – это метафора, которая раскрывает культурное воздействие информативно-регуляторской лексики на человека.

1.3 Виды информативно-регуляторских текстов

Все виды информативно-регуляторских текстов объединяет то, что они выполняют одновременно функцию сообщения и воздействия, регулируя поведение человека и формируя его менталитет. Однако каждый из видов таких текстов имеет свою специфику. Как уже отмечалось выше, к информативно-регуляторским текстам относятся инструкции, указатели, плакаты, постеры, призывы, реклама, объявления и др. В рамках данного исследования не представляется возможным подробно рассмотреть каждый из них, поэтому мы остановимся на социальной рекламе и плакатах.

Словосочетание «социальная реклама», в сущности, является дословным переводом с английского языка – “social advertising”, но в США, стране-родоначальнице, для обозначения данного типа рекламы используются термины “public service advertising и/или “public service announcement”, сокращенно PSA [Батра, с. 528]. Но, как и в социальной рекламе, в PSA главной является идея, которая должна обладать определенной социальной ценностью.

В то время как коммерческие рекламодатели стимулируют благожелательное отношение к тому или иному товару и, как следствие, рост его продаж, цель социальной рекламы заключается в привлечении внимания к общественному явлению. Так, если конечной целью коммерческой рекламы нового сорта кофе является изменение потребительских привычек, то целью ролика социальной рекламы, например, по борьбе с беспризорностью, является привлечение внимания к этой проблеме, а в стратегической перспективе – изменение поведенческой модели общества.

В силу того, что социальная реклама существует на Западе уже долгие десятилетия, отношение к ней иное, чем в России. На Западе основополагающим является принцип, что если возникает серьезная социальная проблема, то для ее решения, помимо прочих мер, необходимо провести внушительную и дорогостоящую рекламную кампанию. Поэтому государственные, некоммерческие и общественные организации из года в год платят внушительные суммы на производство соответствующего продукта, тем самым подтверждая факт, что затраченные деньги не столь велики, если принять во внимание, что без социальной рекламы, которая растолковывает гражданам азы поведения, государству и остальным организациям пришлось бы потратить гораздо больше денег на компенсацию последствий их несознательности.

Социальная реклама классифицируется по степени массовости адресной аудитории, по способам распространения рекламы, по направленности на аудиторию, по своему содержанию, по заказчику и др. Так, социальная реклама может быть классифицирована по своему содержанию, то есть в зависимости от того, какие социальные проблемы она затрагивает (Николайшвили, 2008):

1. Социальная реклама, призывающая бороться с пороками и угрозами, предупреждающая о катастрофах или нежелательных последствиях, декларирующая благие цели. В такой реклама используются наиболее актуальные опасения, например, экономические (низкий уровень жизни и угроза его дальнейшего снижения; остановка промышленного производства и сельского хозяйства); геополитические (потеря могущества и влияния); государственные (неспособность власти эффективно править страной); духовные (отсутствие национальной объединительной идеи, общепризнанных ценностей).

2. Социальная реклама, декларирующая ценности. Приоритетными ценностями каждого человека являются: здоровье, работа (карьера), семья (дети), заработок (доход), личное счастье, безопасность (комфорт) и т.д.

3. Социальная реклама, призывающая к созиданию. Данный вид социальной рекламы основывается на стремлениях достижения социальных и индивидуальных идеалов.

4. Социальная реклама, обращающаяся к социальной психотерапии.

Социальная реклама использует богатый спектр средств выразительности на всех языковых уровнях. Рассмотрим основные особенности языка рекламы на лексическом уровне:

1. Положительному восприятию рекламного текста и образа рекламируемого объекта служит употребление слов с эмоционально-оценочными коннотациями. Как правило, такие слова содержат положительную коннотацию.

2. Для рекламного текста особенно важны качественно-оценочные лексические единицы.

3. Использование сленга, сокращенных и просторечных форм активно используется в рекламном дискурсе в качестве приема приближения к разговорному типу речи для реконструкции реальной коммуникативной ситуации.

4. Реклама является одним из источников неологизмов.

5. В целях достижения большей выразительности в рекламном тексте довольно часто используются выразительные средства языка – тропы, которые помогают создать индивидуальный образ рекламируемого объекта. К наиболее частотным относятся сравнение, метафора, эпитет, гипербола, градация, антитеза и др.

Эмоциональность и образность социальной рекламы могут создаваться с помощью:

- лексики, которая обладает богатым коннотативным шлейфом;

- стилистически окрашенных слов (архаизмов, окказионализмов, терминов и др.);

- фразеологизмов;

- метафоры и метонимии;

- повтора и зевгмы.

Все эти выразительные средства способствуют оригинальности текстов социальной рекламы и, следовательно, его запоминанию.

Таким образом, к языковым особенностям социальной рекламы на лексическом уровне относятся: употребление слов с эмоционально-оценочными коннотациями, качественно-оценочных лексических единиц; использование сленга, сокращенных и просторечных форм; неологизмов; тропов.

Советские плакаты – культовое явление. Созданные как инструмент пропаганды для формирования идеологически верных взглядов, они вобрали в себя характерные признаки прошлой эпохи. Всегда остроумные и оригинально исполненные, советские плакаты пользовались большой популярностью и народной любовью.

Плакат был неотъемлемой и важной частью образа жизни советских людей. В ХХ веке он занял свое место в иерархии искусств и имел своей целью создание нового советского человека. Плакаты, имея своих авторов, были рассчитаны на широкую, массовую аудиторию и отражали самые разные сферы жизнедеятельности людей и время, в которое они жили.

В разные периоды плакаты выполняли различные функции. Так, в революционные времена плакаты представляли собой мощное оружие, помогающее людям в сложных ситуациях и призывающее к борьбе. После Великой отечественной войны плакаты привлекали внимание людей к социальным проблемам (алкоголизм, тунеядство, распущенное поведение и т.д.). В 1960-е гг. социальные плакаты были направлены на борьбу с тлетворным влиянием Запада и призывали сохранять образ жизни советского человека. Таким образом, в разные времена социальные плакаты преследовали разные цели, но они достигались одними и теми же выразительными и лингвистическими средствами.

Плакаты сопровождались общепонятным текстом и выразительным изображением, и это делало их очень популярными и эффективными по силе воздействия на аудиторию. Однако, в первую очередь, популярность социальных плакатов второй половины ХХ века была обусловлена актуальностью их тематики, в частности, семейной и педагогической проблематикой.

Во второй половине ХХ в. плакат в СССР проникает в самые разные уголки жизни: в городскую среду, на территорию фабрик и заводов, в колхозы, клубы, школы и больницы, затрагивая все стороны жизни советского человека. Несмотря на определенную навязчивость, плакатное искусство играло положительную роль в деле утверждения вечных человеческих ценностей, любви к родине (Ученова, 2002: 7)[1].

В советской России социальный плакат являлся одним из наиболее мощных средств пропаганды, своего рода рекламы и привлечения внимания граждан к социальным проблемам. Плакаты, высмеивающие чиновников, плакаты, призывающие к защите родине, плакаты, ориентированные на социальное воспитание подростков и молодежи, плакаты, унижающие человеческие недостатки – классификация социальных плакатов была крайне обширной, каждый из них имел свое назначение, в зависимости от той социальной проблемы, которая выдвигалась за основную, и часто украшал собой стены различных учреждений (Худалова, 2017)[2].

Советские плакаты воспитывали любовь и уважение к Родине, что сейчас вызывает ностальгию у старшего поколения и являются настоящими произведениями искусства и культурным наследием СССР. Плакаты развешивали на стройках, в колхозах, на заводах, на перронах, в кабинетах, ресторанах, учебных заведениях, отражая происходящие перемены в жизни людей.

Гражданам внушались не только постулаты о социальном равенстве и справедливости, здоровом образе жизни, акцент также делался и на патриотизм. Большая доля советских плакатов несла информационный характер, наглядно показывая гражданам, как нужно поступить в той или ситуации.

Беспорядки, вредные привычки были признаны «врагами культурной революции», и государство всячески с ними боролось. Чаще всего художники, работающие в жанре социального плаката, обращались к темам алкоголизма, тунеядства, распущенности, пропаганде здорового образа жизни и т.д. В 1929-1930 гг. в Советском Союзе шла антиалкогольная компания: плакат Буланова «Папа, не пей!» 1929 г с использованием техники фотомонтажа и плакат группы художников ИЗОРАМа «Помни, когда ты пьешь, твоя семья голодна» 1930 г выделяются из общей массы своим подчеркнуто трагическим настроем. Отдельно плакатисты обращались к теме пьянства на рабочем месте, в целом, алкоголь, как и другие пороки, представал как враг Советского Союза.

Начиная с 1930-х гг., особое внимание уделялось переживаемой страной индустриализации, плакаты взывали к трудовым свершениям, в том числе со стороны женской части населения: такие работы как «Долой кухонное рабство! Даешь новый быт!» (Г. Шегаль, 1931 г.), «Делегатка, на ударную уборку полей!» (В. С. Сварог, 1930 г.) являются характерными примерами пропаганды трудового подвига. Не менее известен плакат «За пятилетку в четыре года», агитирующий людей опережать друг друга, выполняя государственный план.

В послевоенный период диапазон тем социальных плакатов расширяется, появляются плакаты, посвященные поведению советского гражданина на работе, в общественных местах, пользе спорта, образованию, например, работы 1948 г. «Учись отлично!» (Нестерова-Берзина) и «Обслужим культурно каждого посетителя» (Шубина Г. К.). Плакаты 1960-х гг. косвенно отражают тему Холодной войны, например, плакат 1968 г. «Американская свобода в руках душителей народа» (Кукрыниксы). В то же время такие работы как «Миру – мир» (Каракашев В.С., 1965 г.) и «Нам нужен мир» (Громыко М., 1973 г.) подчеркивают общий мирный настрой советских граждан. В 1980-е гг. к вышеперечисленным темам добавляется тема «Олимпиады-80».

В целом необходимо отметить, что на протяжении всего советского периода социальные плакаты отражали практически все стороны жизни общества, агитировали, поддерживали, взывали к чувству долга. В жанре социального плаката работало огромное количество художников, и их работы можно было видеть во всех общественных местах. Социальная реклама воспитывала советских граждан, укореняла в них чувство причастности общему делу, прививала советские идеалы.

В советское время правительство стремилось привить обществу «правильные» взгляды, «подвигнуть» на смелые, нужные обществу виды деятельности, например, переселение на неосвоенные земли. Уже в послевоенное время был напечатан плакат следующего содержания: румяная деревенская девушка на фоне рассыпающегося молотого зерна и призыв: «Соберем с целины богатый урожай!» (История России, 1995: 589)[3]

Социальная реклама советского периода была яркая, запоминающаяся, многие слоганы становились крылатыми выражениями. Можно сказать, что директивы и лозунги партии большевиков становились социальной рекламой. Всем известное выражение: «Экономика должна быть экономной», тоже можно назвать привлечением внимания к актуальным проблемам общества. Плакаты, висевшие в советских столовых, призывали граждан принимать пищу не спеша: «Тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь обществу!» Рядом с рабочим местом часто была вывешена фраза: «Совесть – лучший контролер».

Многим знаком лозунг: «Октябрьская революция – мост к светлому будущему» (История России, 1995: 330)[4], написанный на фоне локомотива с красным флагом, едущего по мосту. Этот плакат – одна из составляющих идеологизированной рекламы советского периода. Еще одна реклама, связанная с поездом, на котором изображены вожди русской революции (или считающиеся ими) Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин с лозунгом: «Поезд идет от станции Социализм до станции Коммунизм. Испытанный машинист локомотива революции товарищ Сталин» (История России, 1995: 477)[5].

Борьбе с инакомыслящими посвящен плакат, созданный в 1947 году В. Ивановым, на котором изображен молодой инженер, за спиной которого русский богатырь. Он сопровождает следующей надписью: «Слава русскому народу – народу-богатырю, народу – созидателю!» (История России, 1995: 405)[6] Такой плакат свидетельствует о том, что советское правительство не хотело разрывать связи со славным историческим прошлым России.

В конце 50-х при ослаблении режима тональность социальной рекламы несколько меняется, она становится менее идеологизированной, наблюдается смещение смысла в сторону соответствия потребностям граждан, а не только партии. Больше становится неполитической рекламы. Темы касаются физкультуры и спорта, здорового образа жизни, однако политическая тематика все же остается приоритетной. Примером служит знаменитая женщина в красном платке, чей палец прижат к губам, а рядом совет: «Не болтай!».

Таким образом, советский плакат отражал характерные признаки советской эпохи, соответствовал потребностям общества и регулировал все стороны жизни советского человека. Он является культурным наследием СССР.

Вывод:

На данный момент еще окончательно не сформировалось определение понятия «текст» в лингвистике. Разные авторы в основу определения текста кладут разные признаки, которые, по их мнению, являются для текста ведущими, основными.

Информативно-регуляторские тексты представляют собой разные вербальные указания, окружающие человека в цивилизованном обществе в абсолютной прогрессии: чем выше «цивилизованность», тем больше слов. Они формируют как определенный социальный мир, так и нас как личность, представляющую этот мир. На формирование социального мира влияют, в частности, топонимы. Указатели и объявления несут в себе информацию следующего рода: собственно информация; инструкция – информация, говорящая, что делать, и призывающая к определенному действию; запрет; предупреждение.

Все виды информативно-регуляторских текстов объединяет то, что они выполняют одновременно функцию сообщения и воздействия, регулируя поведение человека и формируя его менталитет. Однако каждый из видов таких текстов имеет свою специфику. К языковым особенностям социальной рекламы на лексическом уровне относятся: употребление слов с эмоционально-оценочными коннотациями, качественно-оценочных лексических единиц; использование сленга, сокращенных и просторечных форм; неологизмов; тропов. Советский плакат отражал характерные признаки советской эпохи, соответствовал потребностям общества и регулировал все стороны жизни советского человека.

[1] Ученова В.В., Старых Н.В. История рекламы. – СПб.: Питер, 2002. – С. 7.

[2] Худалова А.А. Особенности творческого процесса работы над советским социальным плакатом // Молодой ученый. – 2017. – №22. – С. 456-461.

[3] История России XX век. Энциклопедия для детей т. 5. / гл. ред. Исмаилова С. – М.: «Аванта+», 1995. – С. 589.

[4] Там же. С. 330.

[5] История России XX век. Энциклопедия для детей т. 5. / гл. ред. Исмаилова С. – М.: «Аванта+», 1995. – С. 477.

[6] Там же. С. 405.