Елизавета Тюдор в современных жанрах искусства
2.1 Образ королевы Елизаветы в литературе
Как отмечала исследователь Сьюзен Фрай: «образ Елизаветы конструировался как самой королевой, так и окружавшими её придворными, создавался осознанно и целенаправленно».[1] Миф о королеве конструировался не только с помощью визуальной репрезентации, но и с помощью других способов: непосредственное взаимодействие с английским народом, регулярные выезды в земли своих подданных, рыцарские турниры и выстраивание определённых взаимоотношений внутри двора.
Девственность королевы была краеугольным камнем в построении её мифического образа. После победы над испанской Армадой, народ поверил, что их королева действительно послана им как знак божественного благоволения. Выше неё могла оставаться только Дева Мария: среди небесных дев Елизаветы была вторая, а среди земных – первая.[2] Это качество было знаковым для её современников. В своём обращении к Парламенту, она произнесла: «Для меня же будет достаточно, если на моём мраморном надгробии будет начертано, что королева, правившая в такое-то время, жила и умерла девственницей».[3] Сьюзен Фрай отмечает, что для Елизаветы, как правителя, принадлежность к женскому полу была причиной ряда сложностей. Это мешало ей играть роль активного политика. Для того чтобы занимать более высокую ступень в политической иерархии, нежели её подданные лорды, ей необходимо было выбрать в качестве основной добродетели такую, которая делала бы наставником для неё Бога.[4]
Френсис Йетс отмечал ещё одну характеристику обожествлённого образа Елизаветы – сияние, которое свидетельствует о её величии и избранности.[5] Эдмунд Спенсер, автор поэмы «Королева фей», в прологе упоминает о сиянии королевы:
«И ты, Богиня племени земного,
Ты, зеркало небесной красоты,
Владычица предела островного,
Светильник Феба, воссияй мне ты
Лучами ненаглядной правоты…».[6]
Сияние также является одной из черт героини поэмы «Королева фей» - Уны, в которой говорится, что лицо её сияло, будто солнце, излучая небесную благодать.
Одним из главных постулатов образа королевы был девиз “Semper idem”, который можно перевести как «Всегда та же», «Равная себе». Характеристика тождественности и верности является одним из важных качеств Уны в поэме «Королева фей»: покинутая возлюбленным рыцарем Красного Креста, она остаётся верной ему. Также можно привести в качестве характеристики постоянства пример из пьесы Томаса Деккера «Приятная комедия о старом Фортунате», написанная в 1599 году. «Я плачу, чтобы увидеть как заходит Солнце/ Увидеть как Луна, злясь, сменяет его на небосводе/ Увидеть как звезды сияют только ночью: яркие, одинокие, божественные».[7] Пьеса повествует о нищем по имени Фортунат, который встречает на своём пути богиню Фортуну, и та дарит ему кошелёк, из которого он в любой момент может достать 10 золотых монет. Королева Елизавета здесь играет роль судьи, которая должна разрешить спор, кто же победит: Порок или Добродетель?
Ещё одним примером доказательства черты постоянства в образе королевы, является стихотворение Одли Энд “Semper Una”, написанное в 1578 году. В этом произведении постоянство рассматривается как положительная черта правителя. «Единственная, ибо постоянна ты, ибо всегда – идеальный монарх».[8]
Одним из доказательств божественного происхождения королевы была церемония исцеления золотушных. По традиции, английские правители налагали руку на больных или прикасались к лимфатическим узлам, и, как полагали, излечивали этот недуг.[9] Это был важный ритуал для королевы, поскольку он не только подчёркивал преемственность её власти, но если больной исцелялся – это был ответ католикам и всем тем, кто не признавал её права на власть.
Одним из первых, кто открыл тему «золотого века» как прославления Елизаветы, был Филипп Сидни. По рождению он принадлежал к высшему слою английской знати: его отец был наместником в Ирландии, мать – дочерью герцога Нортумберлендского. Несколько лет поэт проучился в Оксфордском университете, после чего получил разрешение отправиться в путешествие на континент «ради получения навыка в иностранных языках».[10] В Париже Сидни стал свидетелем Варфоломеевской ночи, в которой многие его друзья-гугеноты были жестоко убиты, это воспоминание осталось с поэтом на всю жизнь.
В Германии Сидни изучал вопросы религии и возможность создания Протестантской лиги. Там же он учился искусству верховой езды, что было одним из отличительных признаков хорошего рыцаря. Как известно, Елизавета любила устраивать рыцарские турниры, самый зрелищный из которых проводился в день годовщины её коронации.[11] Рыцарские турниры послужили началу формирования определенной литературной традиции. В 1575 году, по возвращении из своего путешествия, Сидни стал одним из фаворитов королевы, несмотря на то, что был одним из противников брака Елизаветы с герцогом Анжуйским. За это он временно был удален от двора, и уехал в поместье Уилтон, где написал поэму «Майская королева», которую преподнёс Елизавете, чтобы возвратить положение при дворе. Королева была польщена: к её многочисленным образам добавился ещё один – Аркадия, покровительница пастушков и пастушек, которые прославляют её в своих простых напевах.[12] В изгнании Сидни начал писать и куртуазно-пасторальный роман «Аркадия», который впоследствии повлиял на творчество его последователя, Эдмунда Спенсера. Сидни прожил недолго: он погиб в Нидерландах, от последствий тяжелого ранения.
Жанр пасторали первоначально был связан с кругом годовых работ и праздников. В XVI веке этот литературный жанр приобрел еще и политическое значение. Содержание пасторали апеллировало к той функции монарха, которая связана с его ролью «пастыря», сопровождающего и охраняющего своё «стадо». Именно поэтому, пасторали часто разыгрывались при дворе и даже монархи принимали в них участие.[13]
После смерти Сидни эстафету подхватил его ученик поэт Эдмунд Спенсер, которые также писал в пасторальном жанре. Спенсер получил образование в Кембридже, знал латынь, греческий и французский языки, хорошо был знаком с сочинениями Платона и Вергилия. В 1580 году он отправился в Ирландию в качестве секретаря лорда Артура Грея, который стал прототипом легендарного короля Артура в его поэме «Королева фей». В 1586 году Спенсер получил участок в Корк Килколман, который посетил Уолтер Рэли, который впоследствии представил его Елизавете как автора поэмы «Королева фей», за что получил пансион в 50 фунтов в год.[14]
В литературе Э. Спенсера можно выделить несколько образов королевы Елизаветы. Во-первых, она изображена как Глориана, пасторальная королева, повелительница волшебной страны и поборница истины. Поскольку образ королевы является мифологическим, поэт метафорически воспевает и елизаветинскую Англию, как страну со славным народом, добродетели которого не могут затмить совершенства королевы. Помимо этого, образ Глорианы воспевает «политическое тело» Елизаветы,
Во-вторых, как было отмечено ранее, это образ Уны, одной из спутниц главного героя рыцаря Красного Креста. Помимо своего имени в поэме она часто называется целомудренной, что соответствует образу Елизаветы как королевы-девственницы. Также рыцарь Красного Креста объявлен в конце произведения покровителем Англии и олицетворяет собой английский народ, а период, когда он покинул Уну, символизирует время, когда страной правила Мария Тюдор и Англия вернулась в католическое лоно.
Во время этой разлуки Уна терпит лишения, чтобы в итоге воссоединиться со своим рыцарем. В годы правления королевы Марии Елизаветы была также оставлена английским народом. В «Книге мучеников» Джона Фокса есть глава, которая посвящена страданиям королевы Елизаветы во время правления её сестры, Марии Тюдор.[15] Он упоминает о том, что жизнь королевы была в опасности, но её вера была непоколебима: «Сюда входит в качестве заключённого самый верный подданный, который только ступал сюда, говорю это перед тобой, Господь, ибо нет у меня друга кроме тебя».[16]
Таким образом, Спенсер не только трансформирует, но и обогащает образ королевы, наделяя её чертами персонажей своей поэмы. Особую значимость имеет противостояние Уна / Дуэсса. Дуэсса, в отличие от положительного образа Уны, которая способствует духовному преображению рыцаря, является отрицательным персонажем и постоянного сбивает главного героя с намеченного пути. Детали, сопровождающие образ Дуэссы: красные одежды, зверь с семью головами, связывают её с Вавилонской блудницей. Уна же приближена к образу «жены, облачённой в солнце», которая скиталась в пустыне во время появления багряного зверя.[17]
Существовал ещё один обряд, который связывал образ королевы Елизаветы и библейские мотивы. В Чистый четверг на Пасхальной неделе, по примеру самого Христа, королева совершала ритуальный обряд омовения ног такому числу женщин, которое равнялось количеству лет королевы. Как заметил один из придворных, лорд Норт: «Она – наш земной Бог, и если существует совершенство во плоти и крови, это, без сомнения, Её Величество!».[18]
В поисках подтверждения своего совершенства, королева устраивала рыцарские турниры, которые являлись квинтэссенцией поклонения ей не только как божеству, но и как прекрасной Даме. Это были пышные театральные представления – аллегория рыцарства, за которой скрывались реальные политические вопросы (например, притязания графа Лестера на руку королевы). Френсис Бэкон писал о турнирах: «Что касается поединков, турниров и ристалищ, то блеск их по большей части состоит в выездах, когда сражающиеся выходят на поле боя; особенно, когда колесницы их влекомы странными созданиями: львами, медведями, верблюдами и т.п.; в девизах, что возглашают они, выходя на бой, и в великолепии их доспехов и коней».[19] К Елизавете устремлялись все речи и взгляды. Как правило, в оформлении отдавали предпочтение белому и красному цвету: красная роза и белый шиповник – символы династии Тюдор. К тому же, Елизавета предпочла сделать их своими личными символами: шиповник олицетворял её невинность и девственную чистоту, а роза – первенство над всеми остальными. На турнире в 1584 году один из участников в образе Слепого Рыцаря прочёл стихотворение, в котором говорилось, что его ослепил прекрасный цветок, который цветёт одновременно белым и красным.[20] Таким образом, рыцарские турниры были не просто развлечением, они давали возможность регулировать отношения между монархом и его подданными, позволяя последним высказывать своё отношение относительно существующего правления. На турниры приглашали иностранных послов, что делало ристалища средством внутренней и внешней пропаганды. Роберт Уайт, один из помощников Государственного секретаря Роберта Сесила, писал: «Её Величество весьма озабочены тем, чтобы в этом году на День восшествия на престол были устроены блестящие церемонии, турнир и сражение, которые бы произвели впечатление на русского посла».[21]
Театральные зрелищные представления, восхвалявшие королеву Елизавету, были представлены не только на рыцарских турнирах. Одним из важных способов официальной пропаганды были регулярные визиты королевы в земли своих подданных. Практика «общения с народом» носила важный политический характер, т.к. позволяла монарху не только удовлетворить извечную потребность подданных увидеть и прикоснуться к своему правителю, но и получить дань восхищения в виде специальных развлечений, устроенных в честь посещения монарха.
Одним из таких визитов стало посещение графа Лестера в Кенилворсе в 1575 году. Когда королевская свита подъезжала ко входу, их встретил Геркулес к палицей и ключами, который приветствовал пышными речами. За воротами гостям открылся вид на озеро, по волнам которого двигалась его Владычица в сопровождении нимф. Через водоём был перекинут мост, с висящими на его опорах подношениями королеве. Он был украшен двумя посохами, увешанными оружием и доспехами, (символ верного слуги и воина графа Лестера, т.к. посох был частью его герба) и двумя лавровыми деревьями (символ вечной юности королевы). Программа приёма включала помимо этого охоту, театральные спектакли, банкеты, медвежьи бои и т.д. [22]
Зеленые леса и луга, избранные в качестве декораций, были заселены нимфами и чудесными существами, а саму королеву уподобляли Диане, царственной охотнице. Этот мотив часто встречался не только в театрализованных представлениях, посвященных королеве, но и в литературе. Например, Уолтер Рэли писал королеве: «Благословен отрадный блеск Дианы, / Благословенны в сумраке ночей / Её роса, кропящая поляны, / Магическая власть её лучей».[23]
Бен Джонсон писал о Елизавете как о лунной богине Цинтии:
«Гея, зависть отгони,
Тенью твердь не заслоняй:
Чистой Цинтии огни
Озарят небесный край –
Ждём, чтоб свет она лила,
Превосходна и светла.
Лук жемчужный и колчан
Ненадолго позабудь
И оленю средь полян
Дай хоть малость отдохнуть;
День в ночи ты создала,
Превосходна и светла!»[24]
Джон Дэвис пишет о королеве: «Нигде нет таких коротких ночей как в Англии летом, потому что они озарены особым светом, исходящим из английской Астреи – Елизаветы».[25]
Королеве присваивали всё новые имена и образы: олицетворяя чистоту и непорочность, она в то же время могла стать для поэтов королевой красоты, любви и пылких страстей, олицетворяя саму Венеру.
Поэма «Королева фей» - апогей поэтической лести королеве. Однако сэр Уолтер Рэли написал сонет в ответ на произведение Спенсера, польстив и создателю произведения и его объекту. По его мнению, Спенсер превзошёл самого Петрарку, а добродетели и любовь Елизаветы затмили Лауру – идеал небесной чистоты.[26]
2.2 Образ королевы Елизаветы I Английской в живописи
Анализируя образ королевы Елизаветы I Английской необходимо обратиться к портретам, которые создавали её публичный облик. Для этого есть как минимум две причины.
Во-первых, живопись и кинематограф неразрывно связаны. Еще на заре своего появления кинематограф воспринимался как синтетическое искусство, вобравшее в себя возможности литературы, театра, музыки и живописи. Луи Деллюк в 1918 году написал: «Импрессионизм в кино аналогично с расцветом удивительного периода в живописи приведёт к созданию живой живописи (moving picture–программа кино), что, сознательно или нет, мы делаем своей целью».[27] Как и в живописи, «оператор исходя из сюжета сценария, создаёт колорит картины в целом и кадров в отдельности».[28] Особенно это актуально для создания исторического фильма, для визуального воссоздания эпохи, которую хочет репрезентировать режиссер. Ж. Деррида однажды сказал в интервью, что сегодня «кино всё чаще обращается к своим предкам: к книге, к живописному полотну, к фотографии».[29] Зачастую режиссёры цитируют известные картины, копируют цветовые решения или воспроизводят целые сюжеты. Например, фильм «Дни жатвы» Терренса Малика – ожившее полотно Эндрю Уайета «Мир Кристины». Питер Гринуэй вдохновлялся голландской живописью, Вермеером и Рембрандтом в частности.
Вторая причина, по которой необходимо прибегнуть к анализу портретов королевы - историческая память. Базовым структурным элементом исторической памяти выступает исторический образ. Важнейшими его свойствами являются узнаваемость, метафоричность и способность отражать некие универсальные ценности. Между ним и мифом существует тесная взаимосвязь. Чтобы образ достиг уровня мифа, ему необходимо соотносится с имеющимися в обществе архетипами и обладать определённой ценностью. Он должен быть узнаваем, интересен, значим для общества. «Память об истинном и историческом событии или подлинном персонаже хранится в народе не более двух или трёх столетий, затем событие ассимилируется с категорией мифологического».[30] Таким образом, Елизавета I Английская соотносится с мифом, о ней мы знаем по историческим и изобразительным источникам. Анализируя визуальную репрезентацию королевы, можно выделить те узнаваемые, значимые элементы, которые являются ядром её мифологического образа и которые впоследствии использовали создатели фильмов.
Портрет был политическим инструментом для Елизаветы I Английской. С его помощью она могла рассказать подданным о себе и собственном значении в их судьбах и судьбе Англии. Портрет позволял королеве создавать тот образ, который был выгоден для нее, и с помощью которого она могла приукрасить себя. В эпоху, когда большая часть населения была неграмотной, именно визуальная репрезентация играла определяющую роль в создании образа для поданных, принадлежащих к разным слоям населения.
Елизавете не было равных в искусстве пропаганды. Она не только отчетливо понимала важность создания публичного образа, но и имела для этого достаточно времени – 25 лет. На протяжении всего этого периода можно проследить, как менялось её визуальное восприятие от женщины к иконе, от земного существа к божественному.
Первым портретом Елизаветы (в качестве королевы) был Коронационный портрет, написанный в 1559 году. Оригинал, к сожалению, не дошел до наших дней, но увидеть Елизавету в коронационной одежде мы можем благодаря копии, датированной примерно 1600 годом. На портрете королева как бы «вырастает» из нижних углов картины; её расположение геометрически напоминает треугольник, который заполняет собой почти все пространство картины, оставив пустыми только два верхних уголка. Одетая в золотую мантию, расшитую горностаем, Елизавета воплощает собой монархию. Горностай является атрибутом целомудрия, а в случае изображения женской фигуры – аллюзией на добродетель изображаемой персоны.[31] Драгоценности, украшающие корону, и золотая мантия, расшитая розами и лилиями, символизируют статус и богатство модели. При этом розы являются символом семьи Тюдоров, а лилии олицетворяют притязания английского короля Эдуарда III на французский трон, поскольку он был сыном Изабеллы, единственной дочери и наследницы французского короля Филиппа VI.[32]
Так как данный портрет был написан в честь коронации Елизаветы, на нем присутствуют непременные атрибуты власти: корона, скипетр и держава. Фон простой, тёмно-синий, не отвлекающий от главного объекта - самой королевы. Она предстает здесь как совсем молодая женщина, осознающая свой новый титул, но ещё очень неопытная. В первые дни правления Елизавета стремилась к благосклонности к подданным, всё в ее облике подчеркивало любовь к народу.
Еще одним шагом в пропаганде собственного образа стало создание новой государственной печати, на которой была изображена королева. «Елизавета повелела отлить себя сидящей на троне с королевскими регалиями. На оборотной стороне она же гордо гарцевала на скакуне в окружении своих любимых символов – увенчанной короной розы и шиповника, а также «французских» лилий - намек на её права на французский престол».[33] Это свидетельствовало о том, что в ранних портретах королева старалась отчетливо донести мысль о законности своего права на престол и легитимности своей власти.
В 70-е гг. XVI века появляются первые картины с политической подоплекой. Во всех них содержится идея воцарения счастья и мира с приходом Елизавета на английский трон. В 1572 году была написана картина «Аллегория семьи Тюдоров», представляющая собой коллективный портрет потомков Генриха VIII. По одну сторону от восседавшего на троне Генриха изображены Мария Тюдор и Филипп Испанский, за спиной которых появляется бог войны Марс: намек на то, что государи-католики ввергли Англию в войну с Францией на стороне Испании. По другую сторону от центра картины изображены государи-протестанты: Эдуард и Елизавета, затмившая всех и выдвинутая художником на передний план. За ней следуют Мир, раздавливающий атрибуты войны: меч, копьё и щит; и Процветание с рогом изобилия в руках. Смысл картины однозначно ясен: Елизавета своим правлением приносит народу мир и счастье, а мирное протестантское правление есть истинное благо[34].
«Соавтором» создаваемого Елизаветой образа был художник Николас Хиллиард - ювелир, владевший искусством создания портретных миниатюр. В эпоху правления Елизаветы I это стало очень популярным: миниатюрные портреты носили частный, личный характер, их хранили подальше от любопытных глаз, чтобы время от времени любоваться ими наедине. Хиллиарду же удалось придать миниатюрным изображениям королевы характер программных парадных портретов. Именно он прославил Елизавету, создав её канонический образ.[35]
Работа Хиллиарда пришлась Елизавете по вкусу, и на протяжении всей жизни она позировала ему, заказывая все новые миниатюры. Они приобрели особый статус при дворе: будучи личными подарками королевы, они публично демонстрировали отношения одариваемых с Елизаветой. Помимо уникальных изделий, мастерская Хиллиарда изготавливала и массовую продукцию: медальоны с изображением королевы, которые покупали за небольшую плату все, кто хотел выказать ей свою преданность.[36]
На этих портретах её облик не менялся десятилетиями: вытянутый овал, бледное лицо, острый подбородок, темно-карие глаза, высокие дуги едва заметных бровей, тонкий нос с горбинкой, золотисто-рыжие волосы.[37] В костюмах доминировали чёрно-белые цвета, олицетворяющие верность и чистоту, и огромное количество украшений - бриллиантов, жемчугов, рубинов. Дело в том, что у художников той эпохи существовало понятие «маска» - определенный набор черт, которые должны были воспроизводиться на портрете независимо от возрастных изменений модели. В 1584 году Николас Хиллиард даже получил патент на монополию права изображения королевы.
В портретах Хиллиарда не было многословности, главным в них было – изображение королевы. Все дополнительные смысловые акценты сводились к минимуму: символические цвета, деталь костюма. Так, в миниатюре 1572 года, когда Хиллиард впервые выполнил портрет Елизаветы, дополняющим элементом стал цветок белого шиповника, символ чистоты «королевы-девственницы».
«Портрет с пеликаном» (1574 г.) Хиллиарда представляет королеву одетой в платье из красного бархата, расшитое жемчугом и драгоценными камнями. В центре портрета – подвеска с Пеликаном, висящая на груди Елизаветы. Мотив пеликана, разрывающего грудь, чтобы кровью вскормить детёнышей, стал символом жертвы Христа, а его кровь ассоциировалась с Крестной жертвой и со Святыми дарами[38]. Тем самым сочетание красного одеяния и подвески призвано подчеркнуть роль королевы как главы англиканской церкви. Об этом говорят и спелые ягоды черешни, символизирующие кровь или Святые дары. Также подвеска с пеликаном говорит о её репрезентации себя как «матери-отечества», заботящейся о подданных вопреки собственному благу.
На «Портрете с Фениксом», также кисти Николаса Хиллиарда, королева одета в тяжелое темное платье с золотым шитьем и белой отделкой с вкраплениями жемчуга. И жемчуг, и темный цвет платья напоминают о мифологии Дианы / Цинтии – лунной богини чистоты. На шее королевы – ожерелье из рубинов и жемчуга, рисунок которого воспроизводит алые розы – символ династии Тюдоров. Это ожерелье досталось ей от отца, и известно, что она особо ценила унаследованные от него драгоценности.[39] Тем самым портрет отчетливо подчёркивает преемственность политики Генриха и Елизаветы, и в очередной раз делается акцент на легитимности её власти. На груди королевы – подвеска в виде Феникса восстающего из пламени. Феникс – символ воскресения Христа и персонифицированного целомудрия.[40] Эта птица свидетельствует о преемственности власти и доказывает легитимность правления Елизаветы. «Портрет с Фениксом» подчеркивает светскую, политическую ипостась Елизаветы – и её «брачный союз» с Англией.
В 1580-х гг. в живописных изображениях Елизавету стали наделять атрибутами божества. Сначала это было только в рамках придворного маскарада, где она примеряла одежды римских божеств. На миниатюре, написанной в 1586 – 1587 гг. королева предстаёт в облике Цинтии – богини луны: с луком через плечо, небольшим полумесяцем в волосах и расходящимися от него стрелами-лучами. Этот образ будет воспроизводиться в живописи снова и снова: стрелки-лучи переместятся на кружевной воротник, указывая на её лицо, а лунный серп в волосах по-прежнему останется одним из любимых атрибутов.[41]
В 1586 году Хиллиард закончил работу над созданием новой государственной печати. Елизавета по-прежнему изображена сидящей на троне, но с небес теперь к ней спускаются руки Господа, поддерживающие её горностаевую мантию. Мотив божественного покровительства стал особенно актуален после победы Англии над Испанией в 1588 году. Особо отличившимся в битве с испанским флотом королева дарила памятные медальоны, отлитые по типу государственной печати.
Победа над испанской Армадой показала мощь елизаветинского флота. Избавление от опасности вызвало всплеск патриотических чувств и волну обожания к королеве. В стране сформировался культ Елизаветы как спасительницы отечества, «богом посланной защитницы страны и истиной веры».[42] Идея дарованной свыше победы ярко выражена в портрете Джорджа Гоуэра. Елизавета изображена на фоне моря, за её спиной гибнет испанская Непобедимая Армада, а в это время английский флот под флагом св. Георгия гордо бороздит морские волны. Картина полна деталей, указывающих на имперскую власть (корона и скипетр) и её новый статус владычицы морей. Рука Елизаветы указывает на изображение глобуса (причем на изображение Американского континента, подчеркивая претензии на территории, ассоциировавшиеся с испанскими)[43], а её трон украшен русалками. По легенде, русалки своим пением заманивали моряков на скалы, обрекая их на гибель.
Тема триумфа Елизаветы и могущества её империи стала активно разрабатываться в среде живописцев. «Портрет Дитчли», написанный Маркусом Гирердсом - младшим в начале 1590-х гг., был заказан сэром Генри Ли в честь посещения его вотчины Дитчли в графстве Оксфорд. Фигура королевы достигает здесь невероятных размеров, она занимает почти всё полотно картины. Постаревшая, но величественная, она стоит на карте Англии, возвышаясь над изображением подвластных ей земель. Как и на портрете с гибнущей Непобедимой Армадой, часть небес, в сторону которой направлен жест руки Елизаветы, ясная и спокойная, другая же – в тучах и грозовых молниях. На королеве надеты рубины, привезенные Френсисом Дрейком из кругосветного путешествия, и олицетворявшие триумф английского флота. Серьги Елизаветы выполнены в виде глобуса, и они указывают на неземное величие государыни. Как писал Джон Пил, возможно, имевший перед глазами этот портрет: «Елизавета, великая императрица мира, I / Владеющая всем атласом Британии, / Звезда английского глобуса, простирающая / Руку с могущественным скипетром / И царящая над Альбионом».[44]
В 1590-е гг. выросло новое поколение художников. Среди них были Исаак Оливер и Маркус Гирердс-младший. В 1592 году Елизавета пригласила молодого художника написать её портрет. Оливер искусно владел светотенью, полутонами и искусно моделировал лицо портретируемого. Именно это привело королеву в бешенство, она была изображена постаревшей, в рыжем парике, с дряблой кожей. Летом 1596 года по распоряжению Тайного совета все изображения королевы, выполненные Оливером, были уничтожены.[45] Елизавета не смогла вынести правды «отзеркаленного» изображения.
Эстетика Хиллиарда и его каноны остались незыблемыми при дворе Елизаветы. Образцом типичного портрета королевы является «Портрет королевы Елизаветы с радугой», выполненный по заказу Роберта Сесила Николасом Хиллиардом. Корсаж выткан цветами, к кружевному воротнику приколота рыцарская перчатка – символ верности таинственного поклонника. Головной убор венчает полумесяц, на левой руке извивается змея – символ мудрости. Рука Елизаветы держит прозрачную радугу, а небольшая надпись в углу: «Нет радуги без солнца» говорит, что королева и есть само Солнце.[46]
Таким образом, можно выделить следующие главные темы, являющиеся составными образа королевы Елизаветы I Английской:
- Целомудрие королевы («Королева-девственница»);
- Подчеркнутая династическая преемственность;
- Истинная протестантка, защитница веры;
- Любящая мать для государства;
- Мотив обожествления;
- Вечная молодость и красота;
- Победительница, владычица морей.
Можно сделать вывод, что в начале XX в. начинаются попытки осмысления образа королевы Елизаветы в кинематографе. Прослеживаются две тенденции репрезентации. Первая связана с образом, созданным Сарой Бернар и Бетт Дэвис. Бернар заложила основы изображения королевы в рамках любовных отношений. Ревность, вспыльчивость, тщеславие, жажда вечной молодости и красоты являются основными характеристиками образа королевы, к которым также обращается Бетт Дэвис. В обоих случаях репрезентация отличается театральностью и формальностью.
Вторая тенденция связана с образом, созданным Флорой Робсон. Здесь на первый план выходит репрезентация политической значимости королевы. Она изображена как любящая мать своего отечества и как Глориана – победительница и владычица морей. Образ отличается особой патриотичностью, т.к. королева является олицетворением народа, сражающегося против экспансии агрессора.
[1]Frye S. Elizabeth I: The Competition of representation. Cary: Oxford University Press, 1996.-P.7.
[2] Дмитриева О.Д. Елизавета Тюдор. М.: Молодая Гвардия, 2012. – С.180.
[3] Цит. по: Там же. С.76.
[4] Frye S. Elizabeth I: The Competition of representation. - P.15.
[5] Yates F.A. Queen Elizabeth as Astrea // Journal of the Warburg and Courtauld Institutes. – Vol.10, 1947. – P.27 – 82.
[6] Спенсер Э. Королева фей. [Интернет-ресурсы] URL: https://poesiarinascimento.wordpress.com/2017/04/17/spenser/ (Дата обращения: 11.11.2017).
[7]Dekker T. The Pleasant Comedy of Old Fortunatus [Интернет-ресурсы] URL: http://www.luminarium.org/editions/fortunatus.htm (Дата обращения: 08.12.2017).
[8]Цит. по: Yates F.A. Queen Elizabeth as Astrea // Journal of the Warburg and Courtauld Institutes. – Vol.10, 1947. – P.46.
[9] Дмитриева О.Д. Елизавета Тюдор. М.: Молодая Гвардия, 2012. – С.180.
[10] Кружков Г. Очерки по истории английской поэзии. Т1. М.: Прогресс-трагедия, 2015. – С. 150.
[11] Дмитриева О.Д. Елизавета Тюдор. М.: Молодая Гвардия, 2012. – С.209.
[12] История культуры стран Западной Европы в эпоху Возрождения // под ред. Брагиной Л.М. М.: Высшая школа, 1999. – С.203.
[13] Нестеров А.В. Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века. М.: Прогресс-Традиция, 2015. – С.101.
[14] Комарова В.П. Современники Шекспира: Филипп Сидней, Эдмунд Спенсер, Уолтер Рэли. Очерки о поэзии и прозе. СПб.: Библиотека Российской Академии Наук, 2010. – С.20.
[15] Фокс Дж. Книга мучеников (История гонений на христиан). [Интернет-ресурсы] URL: http://www.kingdomjc.com/Books/John_Fox/15.htm Дата обращения: 21.01.2018.
[16]Фокс Дж. Книга мучеников (История гонений на христиан). http://www.kingdomjc.com/Books/John_Fox/15.htm Дата обращения: 21.01.2018.
[17]O’Connel M. Mirror and Veil: The Historical Dimension of Spenser’s Faerie Queen. Chapel Hill: The University of North Carolina Press, 1977. – P.46.
[18]Дмитриева О.Д. ЕлизаветаТюдор. М., 2012. – С.182.
[19] Цит. по: Нестеров А.В. Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века. М.: Прогресс-Традиция, 2015. – С.248.
[20] Дмитриева О.Д. Елизавета Тюдор. М., 2012. - С.212.
[21]Цит. по: Нестеров А.В. Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века.– С.255.
[22] Knowles James. In the purest times of peerless Queen Elizabeth: Nostalgia, Politics, and Johnson’s use of the 1575 Kenilworth Entertainments / The Progresses, Pageants, and Entertainments of Queen Elizabeth I// Ed. by Archer J. E., Goldring E., Knight S. Ney York: Oxford University Press, 2007. – P.253.
[23] Цит. по: Кружков Г. Благословен отрадный блеск Дианы. [Интернет-ресурсы] URL: http://kruzhkov.net/translations/english-poetry/walter-raleigh/#blagosloven-otradny-blesk-diany (Дата обращения 06.03.2017).
[24] Цит. по: Западноевропейская поэзия эпохи Возрождения // под ред. Самарина Р. М.: Художественная литература, 1974. [Интернет-ресурсы] URL: http://litresp.ru/chitat/ru/А/antologiya/evropejskie-poeti-vozrozhdeniya/1 (Дата обращения 06.03.2017).
[25]Цит. по: Дмитриева О.Д. Елизавета Тюдор. М., 2012. - С.227.
[26] Дмитриева О.Д. Елизавета Тюдор. – С. 231.
[27] Цит. по: Садуль Ж. Всеобщая история кино. Т.4. М.: Искусство, 1958.– С. 13.
[28]Иоффе. И. Избранное: культура и стиль. М.: Говорящая книга, 2010. – С. 598.
[29] Бек А., Жусс Т. Кино и его призраки. Интервью с Жаком Деррида // СЕАНС, 2004, №21/22 [ Интернет-ресурсы] URL: http://seance.ru/n/21-22/retro-avangard-zhak-derrida/kino-i-ego-prizraki/ (Дата обращения: 25.11.2017).
[30]Мазур Л.Н. Образ прошлого: формирование исторической памяти // Известия Уральского федерального университета, 2013, №3 – С.250.
[31] Холл Дж. Словарь сюжетов и символов в искусстве. М.: КРОН-ПРЕСС, 1996. – С.170.
[32] Рапелли П. Символы власти и великие династии. М.: Омега, 2008. – С. 198.
[33]Дмитриева О.В. Елизавета Тюдор. М., 2012. – С.183.
[34]Дмитриева О.В. Тюдоры и Стюарты. Искусство власти. М., 2012. - С.70.
[35]Дмитриева О.В. Елизавета Тюдор. –C.183.
[36] Там же. С.185.
[37] Степанов А.В. Искусство эпохи Возрождения. Нидерланды, Германия, Франция, Испания, Англия. СПб.: Азбука-Классика, 2009. – С.488.
[38] Холл Дж. Словарь сюжетов и символов в искусстве. М.: КРОН-ПРЕСС, 1996. – С.423.
[39] Нестеров А.В. Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века. М., 2015. – С.191.
[40]Холл Дж. Словарь сюжетов и символов в искусстве. М.: КРОН-ПРЕСС, 1996. - С. 583.
[41]Дмитриева О.В. Елизавета Тюдор. М., 2012. – С.186.
[42]Дмитриева О.В. Тюдоры и Стюарты. Искусство власти. М., 2012. – С.74.
[43]Нестеров А.В. Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века. М., 2015. – С.219.
[44]Дмитриева О.В. Елизавета Тюдор. М., 2012. – С.188.
[45] Дмитриева О.В. Елизавета Тюдор.– С.189.
[46] Дмитриева О.В. Тюдоры и Стюарты. Искусство власти. - С.77.